Алла ГЕРБЕР
НАЧИНАЮЩИЕ МЕНЕСТРЕЛИ Впервые я увидела их в мастерской знакомых скульпторов. Там всегда бывает людно и весело. Там пьют крепкий чай, заваренный на электрической плитке, едят бутерброды с баклажанной икрой и решают извечные проблемы, чтобы назавтра вновь подвергнуть их сомнению и начать все сначала.
Вот в один из таких вечеров, когда устали спорить, кто-то сказал: «Знаете что, пусть лучше ребята споют». И тогда двое взяли гитары и стали петь...
«...Как гром гремит команда: равняйсь! Налево или направо? Теперь пускай ударит канонада, а там посмотрим, кто кого...» Это был марш гренадеров, участников войны тысяча восемьсот двенадцатого года.
А потом была песня кавалергардов: «Наши палаши—чудо хороши! Ужасны мы в бою, как леопарды...» А потом — песня бомбардиров.
...Песен было много. Сначала о ратниках первой Отечественной войны, потом о моряках, тайфунах и циклонах, а потом студенческие — озорные и молодые — с походами, разлуками и любовью. Слушая эти песни, хотелось открыть окна, хотя был мороз, и раздвинуть стены, и поднять потолки, чтобы стало всего больше: и воздуха, и места, и нашей молодости, и нашей веры.
Второй раз я увидела этих двух ребят в фильме «Улица Ньютона — один». Они там пели на какой-то вечеринке, где все занимались своим делом и не обращали на певцов никакого внимания. И песням было одиноко и неуютно на экране. Потеряв слушателей, они потеряли себя. Эти песни нельзя исполнять перед темным залом. Они требуют живой реакции.
И вот Юлий Ким и Юрий Коваль пришли в редакцию «Юности». Их привел поэт Борис Слуцкий. Их пришли послушать другие, не менее известные поэты. Узнав, что будут песни в исполнении автора, да еще под гитару, некоторые насторожились: вспомнили дурных подражателей Окуджавы и плохие фильмы с неизменной семистрункой. (Гитара стала чем-то вроде зубного эликсира, который не может вылечить плохой фильм, но все-таки освежает его и придает настроение.) Итак, песен Кима ждали с предубеждением. Тем убедительней был успех. И гитара не помешала. Напротив, она как бы дополняла и оформляла стихи. Рифма чеканилась ритмом, мелодия вписывалась в строфу и становилась ее обязательным компонентом. Казалось, что и стихи, и музыка, и даже манера исполнения складывались одновременно, как бы в присутствии и при участии слушателей. Когда-то таких поэтов называли менестрелями. Правда, они странствовали и бродяжничали, а наши живут в Москве. Но в песнях своих они остались такими же странниками-мечтателями, какими были их далекие предшественники.
...Их хвалили. Говорили всякие профессиональные слова о новой форме и свежих образах. И о том, что порой не хватает мастерства и раскованности, что много еще подражательного, наивного. И теперь для них самое главное — выработать свой поэтический голос. В общем, как поется в их же песне: «Берите леера, крепите кливера... отчаливать, ребята, пора!»
На этом можно бы и кончить. Делать подробный анализ творчества «начинающих менестрелей» еще рано. А пожелать доброго пути в самый раз. Но дело в том, что Ким не только сочиняет песни, а Коваль не только поет их вместе с ним. В тот же вечер мы увидели рисунки и керамику Коваля. Но и это не все. Оба они пишут стихи и всерьез подумывают о прозе. Есть уже рассказы, задуманы повести...
И опять не все. Занимаясь искусством, они не бросают того главного поприща, где их одаренность нужна не меньше, чем в песнях и живописи. Они закончили педагогический институт и не собираются бросать школу. «Можно только позавидовать ученикам, у которых вот такие педагоги»,— сказал кто-то из присутствующих на вечере. Такие воспитатели не могут учить только тому, что знают (а знают много). Нет, они наверняка учат и тому, как знают, как думают, как говорят, как шутят, как мечтают.
Теперь кажутся странными рассуждения о том, нужен ли инженеру Репин и так ли уж обязательно передовому рабочему знать музыку Шостаковича. Пришла пора перестать умиляться и сюсюкать по поводу того, что рабочий П. регулярно ходит в театр, а врач К. посещает лекцию о современной живописи. Мы и не заметили, как культура из очага, у которого греются единицы, превратилась в гигантскую пламенную печь, способную дать духовное тепло миллионам. Это вовсе не значит, что проблема гармонического духовного развития решена. Но она уже не диво, не фантастика. Она сегодняшний день нашей жизни. Но есть уже завтрашний, и его нельзя не замечать. Происходит удивительная вещь, о вероятности которой когда-то говорил еще Гете: «Человек в состоянии создать многое, путем целесообразного использования отдельных сил. Он в состоянии создать исключительное, благодаря взаимодействию различных способностей». Новое искусство всегда рождается с новым человеком. А этот новый человек, олицетворяющий собой взаимодействие различных способностей, безусловно, появился.
Все больше идут в литературу непрофессионалы. И сегодняшний день нашей молодой поэзии и прозы определяют в значительной мере и те, кто не кончал никаких специальных литературных институтов, а продолжает ставить опыты в своих лабораториях, проектировать, вычислять, лечить... Любительские фильмы порой не хуже профессиональных. Какой-нибудь экспериментальный студенческий театр бывает не менее интересным, чем настоящий.
В мастерской одного художника я как-то встретила человек пять его учеников. Оказалось, все они где-то работают или учатся. Но не могут жить без живописи, которой не «балуются» в часы досуга, а занимаются так же серьезно, как и своей основной профессией. А многочисленные «менестрели», чьи песни поют все, хотя ноты и слова нигде не опубликованы и в магазинах не продаются!
А всевозможные клубы любителей — кино, театра, фото, живописи! Даже сами члены этих клубов не подозревают, что они давно перешагнули уровень любителей. Я вовсе не хочу сказать, что явление это массовое, что мы просто задыхаемся от гармонически талантливых людей. Но они есть, и, кто знает, может быть, именно им принадлежит завтрашний день искусства.
Обо всем этом я думала, когда слушала песни Кима, когда читала его стихи, смотрела рисунки Коваля и вспоминала пусть короткие, но уже достаточно богатые: биографии этих ребят. После института они уехали из Москвы. Один — на Камчатку, другой — в самую что ни на есть глухую деревню в Татарии. Они приехали туда не «отбыть срок», а поделиться с людьми теми небольшими, но все же накоплениями, которые успели приобрести за свои двадцать три года.
В школе они преподавали литературу, историю, географию, рисование, пение. В местном клубе они организовали театр, хор и эстрадный ансамбль. Они читали лекции о живописи, музыке и литературе, они выпускали газету и устные журналы. И продолжали писать стихи, песни, а Коваль много рисовал, и несколько его этюдов было напечатано в московских журналах. Они не знали, когда встретятся, но не сомневались, что рано или поздно это обязательно случится, и тогда они объединят свои способности именно для целесообразного их использования. И встретились...
журнал «Юность» №8 за 1964 год
